Культурный эксперимент [=Бог Курт] - Альберто Моравиа

Саул. Я ничего не знаю о Сфинксах и загадках. Я знаю только, что Улла была одинокой и страдающей девушкой и ты толкнул ее на самоубийство.

Курт. Упростил, как всегда, упростил: Улла, выходит, была лишь хорошей девушкой, которая покончила с собой из-за того, что не смогла выйти замуж за своего жениха? Э, нет, нет, Саул, все не так просто. Я докажу это сейчас, заставив тебя убедиться, так сказать, рукой пощупать и понять, что Улла была Сфинксом, потому что ты — Эдип и никто иной как Эдип. Вернемся к нашему представлению. На чем мы остановились? Эдип разгадал загадку Сфинкса. Иокаста, немолодая царица, пустила его к себе в постель. Ну, Саул, теперь расскажи мне, ничего не пропустив, обо всем, что произошло с тобой в лагере с тех пор, как ты находишься здесь и по сей день.

Саул. Мне нечего сказать, ты все знаешь. Зачем напрасно заставлять меня говорить?

Курт. Это верно, я знаю все, что касается тебя. Черт возьми, я ведь твой Рок. Но ты забываешь, что ты на сцене и что публика этого не знает.

Саул. Так нужно рассказать?

Курт. Да, Саул, и смотри — ни о чем не умолчи.

Саул. Но зачем? Чтобы поставить меня к стенке? Так куда проще сделать это сразу, без всяких… театральных спектаклей?

Курт. Рассказывай, Саул. Не спорь со своим Роком. Рассказывай.

Саул. Ну, ладно, как хочешь. Так вот, меня забрали из лагеря Захсенхаузен, где я находился два года, посадили в машину и привезли из Германии сюда. Тут меня сразу же поместили в одиночный барак, совершенно закрытый, в котором были некоторые удобства и который находился в глубине лагеря, недалеко от борделя. Типичный немецкий уголовник некто Вепке, приставленный ко мне охранником, сказал, что я нахожусь в лагере в качестве подопытного животного для какого-то научного эксперимента и что до того дня, когда этот эксперимент начнется, я буду заперт в бараке и не буду никого видеть. Я должен только, сказал мне Вепке, отдыхать, хорошо есть, набираться сил. Так началось заключение, которое, я полагал, будет длиться всего несколько дней, но оно затянулось почти на три месяца. В первые дни я каждую минуту ожидал, что меня потащат на операционный стол и подвергнут мучительной операции. Но прошел месяц и ничего не случилось. Мои опасения улеглись, и я попытался думать о другом. Я проводил ночи лежа на постели или шагая взад и вперед по бараку. Я видел только Вепке, который приносил мне еду. Я ничего не мог делать, не мог даже смотреть в окно — его не было. Потом Вепке предложил мне — если захочу, он устроит мне встречу с женщинами из лагерного борделя, который находился поблизости, этих женщин выбирали из заключенных — это были самые молодые и красивые женщины, которые должны были развлекать офицеров СС. Он приводил бы мне время от времени какую-нибудь из них при условии, что я буду отдавать ему половину своей еды. Еды у меня было предостаточно, даже больше, чем нужно, и часто я оставлял ее нетронутой. Мне страшно хотелось увидеть хоть кого-нибудь. И наконец, уже несколько лет я не знал женщины. Поэтому я заставил умолкнуть совесть и согласился. Тут Вепке добавил еще одно условие: я должен встречаться с женщинами только в полной темноте, они не должны меня видеть, а я их. Кроме того, мне разрешается разговаривать, а им нет. Понятно, я согласился на эти условия.

Курт. И как же происходили встречи?

Саул. В два или три часа ночи я слышал, что кто-то скребется в дверь. Тогда, как было условлено, я сразу же поворачивался к стене и лежал неподвижно. Вепке открывал дверь, в темноте подводил женщину прямо к моей постели и уходил. Я мог повернуться лишь после того, как он закроет за собой дверь. У меня было только пятнадцать минут на любовь. Столько времени нужно было патрулю, чтобы пройти с одного конца в другой в этой части лагеря. Женщина раздевалась в темноте, ложилась рядом со мной. И тогда я сразу же набрасывался на нее. Мы любили друг друга. Исступленно, отчаянно, зло, неистово. Впрочем, суди сам, Курт, судите вы, господа: я уже много лет провел в тюрьме, много лет в концлагере и потерял всякую надежду выйти оттуда, больше того, я уже не сомневался, что скоро всему придет конец. И эти женщины были точно в таком же положении, как я — заключенные. Как и мне, им суждена была скорая смерть, говорят, смерть всегда ходит недалеко от любви. Но те, кто говорит так — чаще всего литераторы — говорят вещи, о которых не имеют никакого понятия. И все же моя любовь к этому несчастному, испуганному и дрожащему женскому телу, которое Вепке толкал ко мне в постель, была действительно смешана со смертью, потому что оба мы были осуждены на смерть, и я, и моя незнакомая ночная подруга. Я говорил себе: поспеши насладиться этим телом, быть может, завтра оно уже будет разлагаться в общей яме или превратится в пепел в топке крематория. И я знал, что она, эта женщина, могла думать, даже наверняка думала так же обо мне. Да, господа, вот какая была у меня любовь, любовь-соперница, ревновавшая к смерти, спешившая любить, пока женщина была еще жива, была теплой и невредимой, словно боялась эта любовь, что в любую минуту эту женщину оторвут от меня, чтобы бросить в огонь или закопать в землю. Совсем как волк, который спешит сожрать свою добычу, потому что боится, что ее украдет другой волк. Любовь и смерть — два волка, да, два изголодавшихся волка, жаждущие получить одну и ту же добычу. Судите сами, господа, какой страстной и отчаянной была моя любовь в эти пятнадцать минут.(Рыдает).

Курт. Молодец, Саул, хорошо сыграл. Подобная тирада вызвала бы аплодисменты в любом театре мира. Любовь и смерть — хорошо найдено и хорошо сказано.

Саул. Простите меня, я забыл вдруг, где нахожусь, я сделал вас свидетелями страданий, которые вы же сами причинили мне.

Курт. Ничего страшного, Саул, ничего страшного. Все это на пользу спектаклю. А еще что, Саул, еще что? Твой эротизм, скажем так, смертельный, носит странный характер, любопытный, он интересен, во всяком случае мне так кажется. Что еще, Саул?

Саул. О, нет, нет, никакого эротизма. У меня это был не эротизм.

Курт. А что же это было, Саул, что?

Саул. Не знаю. Может быть, необходимость укрыться в том же месте, откуда я был изгнан, когда рождался на свет, необходимость снова укрыться в чреве женщины и никогда не выходить из него. В каком-то смысле эти женщины казались мне скорее матерью, нежели любовницами.

Курт. Это ощущение, Саул, все испытывают во время любви. Потому что женщины — это и сестры, и дочери, и матери. Чрево женщины не знает родственных уз. Оно как земля, которая принимает всех, никому не отказывает. Что же произошло потом, Саул, рассказывай, продолжай дальше.

Саул. Однажды утром Вепке пришел ужасно перепутанный. Он сказал, что стало известно о наших встречах, что женщина, которая была у меня накануне ночью, уже повешена, что расправа с нами — вопрос ближайших часов. Я спрашиваю его, что можно сделать. Он отвечает, что остается одно — попытаться спастись бегством. Каким образом? Пользуясь своим положением, он возьмет меня с собой в лес собирать дрова. А там, за пределами лагеря тропинка приведет нас прямо к железной дороге. Там мы вскочим в поезд и доберемся до города.

Курт. Отличный план, не так ли?

Саул. Кроме того, он говорил, что тропинка в том месте, где она выходит к железной дороге, днем и ночью охраняется эсэсовцем. Поэтому, когда мы доберемся туда, его придется убрать. Говоря так, Вепке сует мне в руку пистолет и тащит к ограде, Мы перебираемся через нее, выходим в лес, уже почти ночь. Бежим, наверное, с полчаса. Затем Вепке вдруг шепчет: «Вот он». И заставляет меня броситься на землю. Я падаю, а когда поднимаю глаза, вижу, что впереди на тропинке действительно стоит спиной к нам солдат с автоматом и смотрит на железную дорогу. Мы ползем к нему по земле, по снегу, подбираемся совсем близко. И тут Вепке хлопает меня по плечу и шепчет в ухо: «Стреляй, пора стрелять».

Курт. А ты?

Саул. А что я мог сделать? Я достал из кармана пистолет, поднял руку, прицелился и дважды выстрелил. Думаю, что попал в него оба раза. Он упал на бок. Вепке бросился вперед, перевернул его и сказал: «Наверное, мертв, но лучше добей его окончательно». Я подошел ближе. Вепке так повернул его, что он лицом уткнулся в снег. Вдруг откуда-то выскочили другие солдаты, схватили нас с Вепке и отправили в лагерь. Я ждал, что меня расстреляют. Но меня привели прямо сюда, на эту сцену. Вот и все.

Курт. Молодец, Саул. Ты, как говорится, превзошел самого себя. Как ты был поэтичен в описании своей любви, как убедителен, когда рассказывал о бегстве. На этот раз ты сумел найти нужные слова, изобрести их. И действительно, я видел как ты любил, как бежал. Больше того, я не только видел, но и пережил все это. И вы, господа из публики, разве не согласитесь со мной, что актер действительно превосходно исполнил свою роль?